Телеграм канал «The Гращенков»

Pax Americana. Утечка предполагаемого мирного плана администрации Трампа, опубликованного украинским нардепом, демонстрирует тектонический сдвиг, последствия которого почувствует не только Европа, но и вся система глобальной безопасности. Ведь анализ некоторых пунктов плана – это не компромисс, а перекраивание карты Восточной Европы в интересах США и лишь отчасти легитимизирующий интересы России. Ключевой элемент плана – принуждение Украины к закреплению в Конституции внеблокового статуса и отказ от НАТО. Для государства – это своеобразная капитуляция и утрата внешнеполитического суверенитета, так как в результате этого решения Киев лишается главного инструмента геополитического маневра, оказываясь в зоне исключительного влияния. Причем не столько России, сколько Америки. Ограничение численности ВСУ и демилитаризация значительных территорий под «фактическим контролем России» хоть и превращают страну в буферное государство, неспособное к самостоятельной обороне, но под гарантии безопасности от США, которые создают этот новый статус-кво. Признание Крыма и ЛДНР «де-факто российскими», а также «заморозка» Херсона и Запорожья по линии фронта, хоть и одобрение территориальных претензий, но все же не де-юре. Пункт о запрете менять границы силовым путём закрепляет результаты уже применённой силы, против чего и выступает ЕС, называя документ «очень плохим». И это понятно, Европа тут явно проигравшая сторона. Европейскому неприятию плана нетрудно найти объяснение. Во-первых, он полностью игнорирует позицию ЕС, вынося ключевые решения за его пределы. Во-вторых, размещение истребителей НАТО в Польше и создание форматов безопасности США-НАТО-Россия без равноправного участия европейцев маргинализирует ЕС как игрока. В-третьих, экономический блок – это финансовый конкурент Европы. Требование к Европе добавить 100 млрд долларов, в то время как США получают 50% прибыли от замороженных российских активов, похоже на перераспределение ресурсов в пользу Вашингтона. План делает Европу плательщиком, лишенным права голоса, что явно не нравится Брюсселю. Для Кремля такой план и вправду хороший вариант, так как учитывает почти все «основные цели» спецоперации. Он легитимизирует часть территорий, снимает санкции, возвращает Россию в «клуб великих держав» (G8) и открывает дорогу для долгосрочного экономического сотрудничества с США. Однако цена возвращающая зависимость от Вашингтона вряд ли понравится не только Брюсселю, но и Пекину. «Друзья мира» из Китая, против «Совета мира» под руководством Трампа, который становится верховным арбитром, а совместные проекты по замороженным активам создают систему финансовых связей, где Москва может стать партнёром. Так что публикация этого плана – это своеобразный дипломатический вызов. В Украине он приведет к острейшему политическому кризису, а в Европе к глубочайшему расколу с США и поиску самостоятельной линии. Фактически это ультиматум, после принятия которого дипломатия уступит место «сделкам» или дальнейшей конфронтации, но уже по новым, еще более опасным линиям разлома. Готов ли мир принять Pax Americana, построенный на руинах украинского суверенитета?

Дух Анкориджа 2.0. Получение Владимиром Зеленским от администрации Дональда Трампа проекта мирного плана по Украине ознаменовало новый, потенциально новый поворотный этап в анкориджских встречах. Однако за формальными заявлениями о готовности к диалогу и поиску «дипломатических возможностей» скрывается глубокий структурный кризис, ставящий под сомнение саму возможность быстрого и стабильного урегулирования. Анализ озвученных тезисов позволяет выделить несколько ключевых тенденций, которые будут определять развитие событий на ближайшую перспективу. Прежде всего, Вашингтон демонстрирует решительный, но односторонний подход, хоть и разворачиваясь опять в сторону России. Предложения, подобные идее вице-президента Дж.Д. Вэнса о развитии торговли и туризма, несмотря на кажущуюся аполитичность, свидетельствуют о желании администрации Трампа кардинально сменить парадигму, отойдя от логики военного противостояния к прагматичной, по их мнению, экономической кооперации. Однако такой подход игнорирует фундаментальные политические и территориальные предпосылки конфликта. Секретный план, вызвавший, по данным Axios, «шок в Киеве и европейских столицах», и упоминания о необходимости для Украины «значительных уступок, включая передачу России территорий» указывают на то, что американское предложение, вероятно, основано на реалистичном признании текущего баланса сил на фронте, что категорически неприемлемо для Европы. Позиция Украины оказывается в данной ситуации предельно двойственной. С одной стороны, Зеленский официально заявляет о готовности работать с администрацией Трампа, понимая её как ключевого донора и союзника. С другой, любое согласие на территориальные уступки под американским давлением будет равносильно политическому самоубийству для действующей власти и может спровоцировать острый внутриполитический кризис. Заявление о «достойном окончании конфликта» из офиса Зеленского – это попытка найти баланс между необходимостью сохранить поддержку Вашингтона и невозможностью пойти на условия, которые значительная часть украинского общества воспримет как капитуляцию. Крайне важной остается реакция Москвы. Пока Кремль занимает выжидательную позицию. Упоминания о том, что американские представители консультировались с россиянами, и что план включает «как украинские, так и российские позиции», говорит о наличии предварительных каналов коммуникации. Однако ключевым моментом станет официальная «презентация» плана в Киеве и последующая сознательная реакция Кремля. Россия, скорее всего, будет оценивать не столько сам документ, сколько реальную готовность Вашингтона заставить Киев принять пророссийские условия, а также устойчивость самой американской позиции, учитывая скепсис европейских союзников. Таким образом, развитие отношений по урегулированию кризиса в ближайшее время будет проходить в режиме интенсивного зондирования почвы и дипломатического торга. Администрация Трампа, действуя в свойственной ей стилистике «сделки», будет пытаться продавить компромисс, неприемлемый для одной из сторон. Европа окажется в роли обеспокоенного наблюдателя, чьи интересы могут быть проигнорированы. Украина балансирует на грани утраты суверенитета в принятии решений, а Россия – оценивает, может ли этот американский сценарий привести к достижению её стратегических целей без прямых переговоров с Киевом. Вероятнее всего, нас ждет период напряженной дипломатической игры, где риторика о мире будет маскировать жесткую борьбу за сферы влияния, а перспектива реального урегулирования останется ускользающей до тех пор, пока не будет найден механизм, не требующий ни от одной из сторон полной капитуляции.

Одномандатники-2026 или почему у «партии власти» могут появиться «непослушные» депутаты? Сейчас мы много говорим о рейтингах партий, но забываем про одномандатников, которые составляют половину ГД и отличаются от списочников большей привязкой к регионам. Концепция конкурирующих регионалов, в которой у каждого депутата есть свои лорды-протекторы, от которых зависит его карьера, заставляет по-другому взглянуть на ландшафт парламента. Если у «списочника» - один основной руководитель, партийное руководство, которое решает, быть ли ему в списке на следующих выборах, то у одномандатника - два таких «ключа». Партия и избиратели его округа, чьи локальные интересы (дорога, школа, завод) могут входить в противоречие с общей партийной линией. Анализ состава прошлых созывов показывает, что одномандатники статистически значимо чаще голосуют против своей фракции. Эффект небольшой в рамках нескольких процентов, но тренд на рост такой «оппозиции» - устойчивый. Они вынуждены балансировать, чтобы угодить и избирателям, и партии. Т.е. в 2026 году «ЕР» рискует получить «внутреннюю оппозицию», новую фронду. Ведь даже лояльные одномандатники из бедных регионов будут иногда «бунтовать», особенно по чувствительным для их округа вопросам, будь то «мусорная реформа», безработица, новые налоги или несправедливое распределение бюджетных средств. Это рациональная стратегия выживания, имидж «своего человека» в регионе, который «пробивает» интересы народа – важны для избрания. Такой мандат дает больше свободы. Ведь чем больше разрыв с соперником на выборах, тем «безопаснее» чувствует себя депутат и тем смелее может позволить себе отступить от линии. В 2026 году в большинстве округов мы снова увидим «безопасные» мандаты, где победа предрешена. Это прямая предпосылка к снижению партийной дисциплины, ведь когда переизбрание почти гарантировано, можно быть более независимым. Так что фокус одномандатников в 2026 году вновь сместится на «приземленные» темы и политическое пространство двора. Они будут активнее всего проявлять себя не в большой геополитике (где фракция едина), а в «земных» законах о ЖКХ, здравоохранении, поддержке бизнеса и региональном финансировании, которые уже стали раскалывающими. Именно здесь будет кипеть реальная, а не декоративная, законодательная работа. Конечно, не стоит ждать от будущей Госдумы кардинальных изменений на макроуровне. Система остается устойчивой, но внутри нее, в тиши комитетов и при голосованиях по «скучным» законам, мы увидим гораздо больше нюансированного поведения. Выборы-2026 в одномандатных округах – это не просто соревнование за мандаты, а закладка основы под будущие микроконфликты и торги внутри «подавляющего большинства». И именно за этим, самым интересным раскалывающим элементом, стоит наблюдать.

Безработица мечты. Социологи фиксируют тревожный тренд: безработица пошла в рост. Опросы ВЦИОМ показывают, что в октябре больше россиян отметили увольнения в своем ближайшем окружении. Пусть сдвиги не катастрофические (+2 п.п. к доле тех, у кого 4 и более знакомых потеряли работу), но вектор принципиально важный. Социальное самочувствие – это барометр, и стрелка начала двигаться. Особый сигнал: заявление Германа Грефа о предстоящем увольнении до 20% сотрудников Сбера, признанных «неэффективными» по оценке ИИ. Это прецедент. Крупнейший частный работодатель страны, флагман цифровизации, делегирует кадровые решения алгоритму. Мы вступаем в эру, когда «эффективность» определяется не начальником, а кодом. Социальные последствия такого перехода – гигантская тема для отдельного обсуждения, которая упирается в ключевой вопрос: что делать с уволенными? Как переучивать и куда трудоустраивать людей, которых «вычислила» машина? Хороший задел для политических партий на выборы в Госдуму-2026, кстати. На этом фоне показательным выглядит народный рейтинг лучших работодателей. В очередной раз на вершине – «Газпром», хотя его отрыв сократился, но в топчик стабильно входят «РЖД», «Росатом» и «Роснефть». Это запрос на островки стабильности в бушующем море. Люди тянутся к сырьевым гигантам, где работа воспринимается как престижная, безопасная и хорошо оплачиваемая. «Яндекс» – работодатель №1 для молодежи и столичных жителей, олицетворяет иной полюс, динамику, но и высочайшую волатильность. Ну, а Сбер – уже заменяет людей на нейросетки. Однако ключевое противоречие вскрывает другое исследование. удовлетворенность сотрудников своим работодателем снижается по всем фронтам. Наибольший разрыв – между ожидаемой и реальной зарплатой, а также в ощущении стабильности. Трудоспособное население хочет от работодателя «полный социальный пакет», среди которых: гарантии, достойные деньги, гибкость и комфорт. При этом возможности для саморазвития отходят на второй план, что явный кризис социального контракта. Люди чувствуют, что риски системы перекладываются на них, а взамен они получают все меньше предсказуемости. Со стартом сокращения рынка труда и началом увольнений мы наблюдаем нарастающую турбулентность. Цифровая оптимизация штатов накладывается на запрос общества на гарантии и стабильность, которые ассоциируются с государственным и сырьевым сектором. Снижается лояльность даже тех, кто пока сохранил свои рабочие места, так как государственный прогресс вдруг повернулся к ним неприятной стороной. Так что делать с уволенными? Люди, которые лишились не только дохода, но и социального статуса, уверенности в завтрашнем дне, уже не деполитизированная масса, а капитал для роста оппозиционных настроений. Система переобучения, поддержки МСП, создающего новые рабочие места, пересмотр самой логики трудовых отношений, могли бы помочь. Но власть явно идет куда-то не туда, и мы рискуем получить не просто рост безработицы, а устойчивый рост протестного потенциала, который, как мы видим, имеет все шансы на укрепление.

Обсуждение сегодня в Госдуме законопроекта о лицензировании выявило системную проблему в логике сторонников запретов никотинсодержащей продукции. Депутат Нилов обоснованно обеспокоен появлением на рынке продукции с привлекательными для детей упаковками - с мультиками, играми и другими яркими образами. Эта проблема реально существует и требует решения. Однако предлагаемое решение в виде полного запрета оборота такой продукции не устраняет проблему, а сохраняет ее. Запрет укрепляет теневой рынок, где контрафактная продукция оборачивается без требований к внешнему виду упаковки, составу, возрастным маркерам, играм, симкам, вкусам и прочему. Эффективное решение лежит именно в регулировании легального оборота: установление строгих требований к упаковке, законодательный запрет на использование образов, привлекательных для несовершеннолетних, систематический контроль содержания и обязательная маркировка продукции. Именно это и обеспечивает система лицензирования с сопутствующими требованиями к лицензиатам. Нелегальный рынок подобными вопросами по определению не занимается. Кроме того, существует фундаментальная юридическая проблема: технически невозможно запретить то, что по своему составу является легальным продуктом. Табак и никотин не запрещены в обороте российским законодательством. Безтабачная никотинсодержащая продукция использует вещества, разрешенные к обороту. По сути, это просто новая форма потребления, а не какое-то запрещенное наркотическое средство. Попытка запретить форму потребления легального вещества создает правовую коллизию, которую невозможно будет разрешить в правоприменительной практике. История регулирования табачного рынка в России показывает, что именно регулирование работает эффективнее запретов. Значительное снижение потребления обычных сигарет в последние годы стало результатом последовательной регуляторной политики - ограничений на рекламу, требований к упаковке, запрета курения в общественных местах, а не запретительных мер. Почему та же проверенная логика не должна работать применительно к новым формам потребления табака - вопрос, на который сторонники запретов убедительного ответа не дают.

Новости из регионов иногда огорчают. Нижегородский «Бетонный завод «Вектор» попал под серьезный прессинг надзорно-контрольных органов. Там на протяжении уже нескольких месяцев не прекращаются проверки, дело уже дошло до частичной приостановки деятельности. Со стороны ситуация выглядит так, будто целью многочисленных проверок является не устранение имеющихся нарушений, а ликвидация предприятия. Между тем, это крупнейший поставщик бетона в регионе. Вряд ли его уход с рынка, если до этого дойдет, не скажется на общих показателях строительной отрасли Нижегородской области, что печально. На заводе работает около 300 человек, которые в случае его остановки окажутся на улице. И в этом также нет ничего хорошего. К тому же «Вектор» платит 100 млн рублей налогов в год, это немало для регионального уровня. Область вряд ли хочет лишиться этих средств. Особенно в нынешних условиях, когда каждый попавший в казну рубль важен для страны и ее нужд. Хотя с общественной точки зрения все отлично: завод делает регулярные отчисления в Фонд народного единства, да еще и в индивидуальном порядке помогает подразделениям, действующим в зоне СВО. Есть в России категория предпринимателей, которые помогают из собственных принципов. И если их будет становиться меньше, то государству это на пользу точно не пойдет.

Год назад Кремль ввел новые KPI для губернаторов. В прошлом ноябре указом президента была введена новая система оценки, в которой социологические показатели стали стержнем оценки, доказала свою жизнеспособность, обнажив при этом системные проблемы и наметив новый раскол среди региональных команд. Социология стала практикой, а не теорией и главный вопрос в том, как региональные власти, привыкшие к «железобетонным» показателям вроде километров дорог, будут управлять таким эфемерным активом, как «удовлетворенность». Практика показала, что по-разному. Там, где поняли суть реформы, произошел сдвиг от валового строительства к качеству услуг. В этих регионах, а их пока меньшинство, социологические замеры стали не угрозой, а системой раннего предупреждения, инструментом для точечного и эффективного управления. Там, где попытались играть по-старому, искажая отчетность или пытаясь хакнуть систему, результаты оказались предсказуемо низкими. Выяснилось, что «лакировку» общественного мнения провести гораздо сложнее, чем статистический отчет. Падение доверия или низкая удовлетворенность ветеранов стали для федерального центра четким, неоспоримым сигналом к кадровым решениям. Кейс года – демография и «социальное самочувствие». Введение суммарного коэффициента рождаемости запустило невидимую, но жесткую конкуренцию между регионами. Богатые субъекты, поняв, что «чужие» новорожденные идут в их зачет, начали агрессивно инвестировать в перинатальные центры и программы поддержки молодых семей из других территорий. Это создало новый рынок «демографических услуг» и обострило вопрос о качестве и доступности такой же помощи у себя дома. Параллельно проявилась прямая связь между ожидаемой продолжительностью жизни, уровнем бедности и доверием к власти. Регионы, показавшие рост по первым двум пунктам, почти автоматически получали позитивную динамику и по доверию. Это доказало, что новый KPI – не абстракция, а интегральный показатель, который почти невозможно «накрутить» без реальных улучшений в жизни людей. Но первый год работы выявил и новые проблемы. Во-первых, цена прогресса. Регионы, сделавшие резкий рывок в инфраструктурных показателях (ввод жилья, дороги), иногда проседали по социологии. Оказалось, что люди, стоящие в пробках из-за стройки, не становятся счастливее от отчетов о будущих километрах асфальта. Возник дисбаланс между «скоростью» и «качеством» изменений. Во-вторых, экспертная зависимость. Возросла роль подрядчиков, проводящих опросы, а также методика и формулировки вопросов стали предметом ожесточенных дискуссий и лоббирования. Прозрачность и единые стандарты в этой сфере – следующий вызов для системы. Как и коммуникационный разрыв. Стало очевидно, что многие губернаторы, даже реально улучшая жизнь, не умеют об этом говорить. Отсутствие грамотной коммуникации сводит на нет многие достижения, не позволяя конвертировать их в рост доверия. Система работает, но требует тонкой настройки. Она уже отсеяла откровенно неэффективных менеджеров и выделила лидеров, мыслящих категориями качества жизни. Однако система вскрыла и свою сложность. Управлять теперь нужно не объектами, а сложными процессами и, что важнее, ожиданиями людей.